Беззвучный крик - Страница 117

117

Сегодня утром он проснулся с повязкой на руке, с тяжелой головой и с жгучим желанием поговорить с пациентом, лежащим в одной из соседних палат. Никакие медицинские предписания его не остановят.

Он беспрепятственно прошел по коридору и, найдя нужную дверь, толкнул ее и вошел. В палате было тихо, только скрипнуло одно из колес каталки Эззи. Услышав звук, лежавший в палате пациент повернул голову. Вид у него был неважный, но Эззи показалось, что пациент не спал и ничуть не удивлен его появлением.

— Шериф Хардж!

— Привет, Джонни!

Джек Сойер грустно улыбнулся:

— Меня так уже давно не называли.

— Когда же ты перестал быть Джоном-младшим?

Он посмотрел в потолок, повернув к Эззи профиль.

Сходство было таким разительным, что Эззи удивился, как же раньше его не заметил. Хотя, конечно, он его и не искал.

Несколько секунд Сойер смотрел в потолок.

— Я перестал быть Джонни после той ночи, — наконец повернувшись к Эззи, сказал он и, немного помолчав, добавил:

— Та ночь изменила не только мое имя. Она изменила и многое другое.

Оба молча посмотрели друг на друга.

Войдя в палату с чашкой кофе, Анна Корбетт нарушила их молчание. В отличие от Джека Сойера она, кажется, не ожидала появления Эззи.

— Доброе утро, Анна.

Улыбнувшись ему, она поставила кофе на лежавший на кровати поднос и что-то написала в блокноте.

— Вам не за что меня благодарить, — прочитав ее слова, ответил Эззи. — Я просто рад, что вы с мальчиком остались целы и невредимы. Это очень важно. Как он себя чувствует?

— Он сейчас с Марджори Бейкер, — сказал ему Джек. — Она консультировалась с детским психологом, и Дэвиду, наверно, потребуется некоторая помощь.

— Скоро с ним будет все в порядке. Дети быстро восстанавливают силы.

Анна записала в блокнот еще одно сообщение:

«Он беспокоится за Джека и сердится на меня за то, что я не пускаю его в больницу повидаться с ним».

Эззи посмотрел на Джека.

— Он тебя любит, а?

— И я его люблю. Он замечательный мальчик. Мне очень жаль, что он был там вчера, все это видел и слышал всякие пакости, которые говорил Карл. — Его сожаление и беспокойство за Дэвида были очевидны. — Анне надо быть с ним, а не суетиться здесь вокруг меня. — Он взглянул на нее. — Но она отказывается уходить.

Они посмотрели друг на друга с такой нежностью и с таким желанием, что Эззи почувствовал, что краснеет. Джек поднес руку Анны к своим губам и опустил веки.

Когда он вновь открыл глаза, Эззи заметил в них слезы.

— Я думаю, это все из-за анестезии, — смущенно произнес Джек. — Сестра сказала мне, что из-за нее некоторые становятся чересчур чувствительными. Просто… каждый раз, когда я думаю, как все могло вчера обернуться…

Ему не нужно было больше ничего говорить. Наклонившись, Анна нежно поцеловала его в губы, затем подтащила поближе стул и нажала на плечо Эззи. Исполненный благодарности, он сел — голова все-таки немного кружилась. Анна накинула ему на плечи одеяло.

— Спасибо.

Вопросительно глядя на Эззи, она показала на его руку.

— Все в порядке. Может быть, пока я не смогу гнуть подковы, но… — Он пожал плечами.

Сев на край больничной койки, Анна взяла Джека за руку.

— Я еще не спросил, как твоя рана, — проговорил Эззи.

— Очень болит, но доктор сказал, что я счастливчик. Пуля миновала позвоночник и жизненно важные органы. На дюйм выше или ниже — и я был бы мертв или парализован.

— Ну, это хорошо.

Установилось неловкое молчание. Анна бросала любопытные взгляды то на одного, то на другого, затем принялась писать записку.

— Нет, тебе не надо уходить. Ты тоже можешь послушать. А потом, если уйдешь, я пойму.

Между ее бровями появилась складка. Прочитав ее новую записку, Джек обронил:

— Нет, это не имеет отношения к отравленным коровам. Это более серьезно.

— Каким отравленным коровам? — спросил Эззи.

— Это не важно, — ответил ему Джек. Подобный диалог только усилил смятение Анны. Заметив это, Джек сжал ее руку.

— Все будет хорошо, Анна. — Он повернулся к Эззи и, немного помедлив, сказал:

— В тот день, когда вы вошли в «Молочную королеву» и заговорили с Делреем, у меня душа ушла в пятки.

— Я не узнал тебя, Джонни. Ты вырос, стал мужчиной. Но даже если бы я тебя узнал, это не имело бы значения. До сегодняшнего дня я не представлял, что ты можешь иметь отношение к тому делу.

— Я считал, что у вас запасен для меня двадцатидвухлетней давности ордер на арест.

— Нет.

Джек посмотрел на Анну и дотронулся до ее щеки.

— Мне надо было вернуться в Блюэр. Пока Карл оставался в тюрьме, моя совесть была чиста. Он по заслугам получил за убийство во время ограбления продуктового магазина. Но как только я услышал, что он сбежал, я понял, что должен быть рядом на тот случай, если он попытается выполнить свою угрозу и убить Делрея.

Анна сделала какой-то знак.

— Почему? — переспросил Джек. — Потому что это я виноват в том, что Карл ему угрожал. Делрей обвинял Карла в том, чего он не совершал. Он думал, будто его пасынки убили девушку по имени Пэтси Маккоркл. Они не были виновны, и я это знал.

На лице Анны появилось удивление, и она бросила взгляд на Эззи. Тот опустил глаза. Тяжесть, которая давила его почти четверть века, начала постепенно ослабевать.

— Видишь ли, Анна, — сказал Джек, — мать вырастила меня практически одна. Мой папа появлялся лишь изредка, но когда он это делал, то случались одни неприятности. Он напивался — она жаловалась. Его ловили с чужой женой — она плакала. Он хвастался своими любовницами — она бросалась в драку. Какие баталии у них происходили! — Джек на секунду замолчал, и Эззи заметил в его глазах боль. — Я не буду утомлять вас подробностями. В общем, мой старик был плохим мужем и никудышным отцом. Но не слишком жалейте мою мать. Это был ее выбор. Она любила свои страдания больше, чем его или меня. После того как она умерла, меня отдали приемным родителям. Отец выждал некоторое время, а потом забрал меня к себе. Не то чтобы его заботило, что будет со мной, отнюдь нет. Ему нужен был партнер — мальчик на побегушках. Он уехал в Блюэр и устроился здесь вышибалой. Он зарабатывал неплохие деньги. Все шло хорошо. Для меня наступили веселые деньки. Жизнь с матерью была тоскливой и тяжелой, а с моим стариком превратилась в сплошное развлечение. Как правила, нас принимали за братьев. Да он и не годился мне по возрасту в отцы, разве что с точки зрения биологии. В его словаре не было слова «дисциплина». Он позволял мне делать все, что захочу. Прожив несколько лет у приемных родителей, где царили суровые порядки, я теперь наслаждался свободой. Он никогда не посылал меня в школу. Однажды, когда к нам пришли по поводу моих прогулов, он обольстил эту женщину и тут же уложил в постель. Каждый вечер он заставлял меня с ним выпивать. По случаю моего пятнадцатого дня рождения он устроил мне ночь со своей подружкой. После этого мы делили с ним женщин с такой же легкостью, с какой съедали вместе шоколадку. В шестнадцать лет я окончательно бросил школу и устроился на ту же работу, что и он.

117